Федор Погорелов: Здравствуйте, уважаемые любители футбола, мы продолжаем наше футбольное путешествие по оси времени, это подкаст «Разберемся с Аршавиным», Лев Яковлевич Лурье, Андрей Сергеевич Аршавин в студии, здравствуйте!
Лев Лурье: Добрый день.
Андрей Аршавин: Здравствуйте.
Ф.П.: Несложно догадаться – историк, легенда, разделение труда понятно. И сегодняшняя серия у нас называется «Футбольный бум и футбольный бунт». Это история про Ленинград 50-х годов. В предыдущем выпуске мы вкратце зацепили понятную константу Ленинградское дело, и сложно начать разговор о Ленинграде 50-х без обсуждения событий 49-го года.
Л.Л.: Ну, события 49-го года, вот представьте себе, условно говоря, Первого секретаря ленинградского обкома партии, и вы знаете какова судьба первых секретарей? Зиновьев расстрелян после пыток, Киров погиб непонятным образом, Жданов умер непонятным образом, Кузнецов расстрелян, Попков расстрелян.
Ф.П.: Вообще тенденция так себе складывается.
Л.Л.: Да, и место-то прямо сказать…
Ф.П.: Гиблое.
Л.Л.: Довольно опасное. Поэтому все кто туда приходил после этого, ну так скажу, вплоть до Собчака, боялись очень. То есть каждый лишний шаг дико рискованный. И это конечно сказалось на городе, потому что он был дико консервативный, это касалось не только футбола, это касалось искусства, поэзии, вообще всего. То есть лучше не допускать, чтобы не было шума. И поэтому конечно отток, то что сейчас называется brain-drain, и не только brain-drain, и не только brain-leg да значит в Москву, очень усиливается. Так что вот так, хотя конечно это разные времена, потому что все-таки середина 50-х, начинается оттепель, и она сказывается и на городе, и в общем в сталинское время те события, которые мы сейчас будем обсуждать, которые произошли на стадионе Кирова в 57-м, довольно трудно себе представить.
Ф.П.: Невозможно конечно.
Л.Л.: Вот, это всё в связи того, что гайки все-таки несколько…
Ф.П.: Ослабли.
Л.Л.: Ослабли, да. Но вот то, на чем мы закончили, эта мучительная любовь к Ленинграду, как к действительно какому-то пострадавшему существу, притом, что про блокаду рассказывать было нельзя…
Ф.П.: Да, на протяжении пары десятилетий.
Л.Л.: Да, блокада это значит подвиг советского Ленинграда, ленинградцев из-за любви к коммунистической партии. А про мертвых, ещё нет Пискаревского мемориального кладбища в 50-е годы, нету памятника на Средней Рогатке, нету Дня Победы, между прочим, как праздника. И о блокаде, ну все мы это знаем, не принято было разговаривать, даже дома.
А.А.: Нет, я-то застал уже, я родился когда уже можно было об этом разговаривать и всё, и Пискарёвка была, и так далее.
Л.Л.: Нет, ну у меня, мы, мама ну и вообще… Ну то есть они время от времени…
А.А.: Люди, которые пережили, они просто вообще никакого, как вы уже упомянули, ни о войне говорить, как моя бабушка, ни естественно о блокаде, кто был…
Л.Л.: И было понятно, что было какое-то страшное горе, это вот как всё равно если бы евреи не могли говорить про Холокост. Было какое-то страшное горе, про которое не принято говорить, какой-то скелет в шкафу страшный.
Ф.П.: Все понимают о чем речь да, но не вслух…
Л.Л.: Значит, ну я честно говоря в 50-е годы на стадионе Кирова не был, потому что я 50-го года рождения и был маленький, и был в начале 60-х. И конечно это другой город в некотором смысле, это был по-настоящему промышленный город. У меня такое ощущение, вот я недавно ездил в Свердловск, в Екатеринбург пару раз, что вот это Петербург моего детства и юности.
Ф.П.: Ленинград 50-х.
Л.Л.: То есть вот такие ребята, которые работают на заводах. Причем это квалифицированные рабочие с оборонных предприятий в основном, то есть аккуратно одетые, пыльники, кепки, значит, встречаются где-то там после трамвая, то есть ну как на рыбалку, договорились заранее, купили билеты, то есть аккуратные, исправные, хозяйственные мужики. У всех чемоданчики, тогда портфелей не было, были чемоданчики. Очень степенные да, значит с детьми, мальчиками только, девочек я не помню. Матерились ли? Матерились, но не громко. Так если прислушаешься, то непрерывный мат.
Ф.П.: Но негромко.
Л.Л.: Да. Значит в перерыве всегда разнимался этот чемоданчик, доставались эти бутерброды с любительской колбасой, маленькая, и – это такое, чисто ленинградское выражение – выпивать культурно.
Ф.П.: Да, потому что мы культурная столица.
Л.Л.: И вот непрерывное обсуждение 44-го года там и каких-то прошлых футболистов и так далее. То есть было понятно вот что это люди традиции, и они пришли сюда не только смотреть на этих футболистов, потому что они ничего из себя не представляют и их можно только критиковать. Но в общем большого футбола мы здесь не увидим. А вот в прошлое время…
Ф.П.: Во времена титанов.
Л.Л.: Бобер так сказать, вот он, вот он Есенин русского футбола.
А.А.: А так же было и в 90-х в «Зените», так же все считали в 84-м, вот это были футболисты, а сейчас не пойми кто и так далее, да?
Ф.П.: На стадионе Кировец, в грязи аккуратно пинают мяч.
Л.Л.: В 90-е, наверное, ну когда вы уже начали играть, то прямо сказать уже было на что посмотреть.
А.А.: Нет, ну посмотреть на что было, но титулов не было и так же говорили вот в 84-м, в 99-м… случайно…
Ф.П.: Мы еще дойдем до этого.
Л.Л.: Потом ваше поколение появилось, стало понятно что наступило новое время.
Ф.П.: Да, это был ренессанс.
Л.Л.: Это было понятно совершенно. Уже никто не вспоминал, условно говоря, Завидонова и Храповицкого, когда появились Аршавин и Кержаков. Это новая реальность была.
Ф.П.: Понятно что вот это, то что вы описываете, это люди которые пришли на службу. И конечно стадион имени Кирова, открывшийся 30 июля 50-го матчем «Зенит» Ленинград – «Динамо» Ленинград, это вот такой главный городской храм.
Л.Л.: Это главный городской храм, где не заставляют исповедовать официальную религию.
Ф.П.: Да, это важное уточнение.
Л.Л.: Это правильная метафора, то есть это такое вече я бы сказал. То есть непонятно чем эти люди занимаются, ну они смотрят футбол, да, но вот это – помнишь мы с тобой делали передачу про болельщиков, вот эти два чудесных капитана 1-го ранга?
Ф.П.: Подводники.
Л.Л.: Подводники, да, которые заходят значит с одной стороны, Приморский, там выпивают, потом идут, что-то обсуждают, быт флота, там тоже можно выпить на стадионе, было открыто. И это, как бы такой мужской праздник, еще раз говорю, как рыбалка, то есть без жен чтобы не мешали.
Ф.П.: Да, они дома всегда, чтобы не мешали.
Л.Л.: Да, и здесь надо, если мы говорим про 57-й год, надо все-таки сказать про то, что в 57-м году, значит, ну хочется сказать почти вся страна воевала, то есть все эти люди которые сидели на стадионе, почти все, эти люди прошедшие войну.
Ф.П.: Фронтовики.
Л.Л.: Да, которые видели трупы, которые убивали. Другая часть сидела, причем необязательно по политическим статьям.
Ф.П.: Просто по уголовке.
Л.Л.: Вплоть до 56-го примерно года, единственное неформальное, что называется движение молодежи, это движение шпаны. То есть это, условно говоря, Лиговка. Уличным насилием всё пропитано, то есть, условно, если ты не дрался двор на двор, то ты вообще не мужик. Поэтому в принципе идея, что можно подраться, она витает в воздухе.
Ф.П.: Как здрасьте.
Л.Л.: Да. Прямо сказать, вот эта идея того, что милиционер — это существо, которое нельзя тронуть, тогда не существовала. То есть я помню, что всё мое детство это рассказ про какой-то, значит, ну как сейчас в Америке, про какой-то ужасный поступок милиционера, который был прерван толпой. И вот на фоне людей, которые кровь, что называется, видели, которые многие из них недавно в городе вообще-то. Потому что поймите после блокады ну осталось 500 тысяч человек из 3-х с половиной миллионов. Ну еще вернулось, скажем, миллион с фронта. Естественно, вся Новгородская, Псковская и прочие области из нищих колхозов сюда.
Ф.П.: Съехались в Ленинград.
Л.Л.: Съехались в Ленинград, а еще не очень приваренные, вот. И на этом фоне вот 57-й год. И это тоже важно сказать, ну это вот и ты можешь сказать и наверное Андрей, не знаю помнит, потому что эту команду я помню. Помню команду «Торпедо», которая играла в 57-м году. Вот, я вчера спорил, мы спорили кто лучший футболист в истории советского футбола, и было две кандидатуры: вот Андрея Сергеевича, и Эдуард Стрельцов. Вот Эдуард Стрельцов он играл за это «Торпедо». Это «Торпедо», где только дебютировали Воронин, Иванов и Стрельцов.
Ф.П.: И никто не знал, что это будущая звездная команда.
Л.Л.: Абсолютно не знал, что это будущая звездная. И на это вот напоролся наш несчастный «Зенит».
А.А.: Лев Яковлевич, а куда делись те, кто выиграли первый Кубок и были такие успешные футболисты? Что с ними стало?
Л.Л.: Это было еще поколение фронтовиков, то есть это те, кто родился в 20-е годы. И ну просто, естественно, они стали ветеранами.
Ф.П.: Сошли со сцены.
Л.Л.: Сошли со сцены. Стали тренерами.
А.А.: А кто пришел к ним на смену?
Л.Л.: А пришли на смену что называется шестидесятники.
А.А.: Школ как таковых-то не было наверное?
Л.Л.: Да, они пришли, естественно из практики. Ну вот собственно тренировавший вас Юрий Андреевич Морозов, он как раз пришел…
Ф.П.: В это время.
Л.Л.: В это время, да. Морозов, Бурчалкин, Рязанов, Дергачев, Завидонов, Храповицкий.
Ф.П.: Очень красивая фамилия Совейко.
Л.Л.: Совейко да, такой мощный защитник. Вот, они пришли, это условно говоря сверстники, ну примерно, если по актерам говорить, то это сверстники Сергея Юрского. И конечно эта смена поколений, насколько я понимаю, была очень болезненной.
Ф.П.: Ну с точки зрения спортивного результата, она тяжело давалась.
Л.Л.: То есть, все остальные к 57-му году уже на ладан дышали, вот это поколение Левина-Когана и прочих, которое Кубок получило, а эти еще только…
Ф.П.: Не доросли, не дозрели.
Л.Л.: Да, то есть в 57-м году, насколько я понимаю, Морозову, если не ошибаюсь 20 с небольшим.
Ф.П.: «Зенит» в 57-м. Ну давайте зададим контекст: вече, 57-й год, нужно понимать, что на трибунах 100 тысяч человек, рекорды посещаемости – это как раз 50-е годы. Вот 45 средняя посещаемость, и город был бордовым, страшные пробки, и это без личного транспорта, без двух станций метро, нужно понимать, что поход на стадион Кирова это мероприятие на день. Долго едешь на трамвае, выходишь на остановке на Южном кольце, потом ещё идешь минут 40 через парк.
Л.Л.: Да, в 55-м году открылась 1-я линия метро, это красная линия. То есть на Петроградской никакого метро не было.
А.А.: Сейчас-то она синяя была, нет? Когда я вот стал ездить. Красная была наоборот которая на север туда вела, Академическая.
Л.Л.: А открылась первая в 55-м году красная, то есть от «Автово» до…
Ф.П.: Которая связывает все вокзалы стратегически.
Л.Л.: От «Автово» до Финляндского вокзала.
А.А.: Да, а потом она пошла туда вверх, Академическая и так далее.
Ф.П.: Это уже к следующей нашей остановке.
А.А.: Это ко мне…
Ф.П.: Да-да-да, на Верности, 21. И нужно понимать, мы это там, я украл этот тезис для своих экскурсий как раз у Льва Яковлевича, что боление за «Зенит» на протяжении десятилетий не доставляло радости, да. Это такая своеобразная форма локального патриотизма с коэффициентом на страдание. Нужно понимать, что до бронзовых медалей 80-го года, до которых мы еще доедем…
А.А.: Мазохизм своего рода.
Л.Л.: Мазохизм чистый.
Ф.П.: Чистый такой ингерманландский северо-западный.
А.А.: Ленинградский мазохизм.
Ф.П.: Да-да, с запахом корюшки!
Л.Л.: Ну были радости вне футбола, был все-таки ленинградский «Спартак» баскетбольный с Кондрашиным и третье место СКА тоже отмечалось как какой-то невероятный праздник.
Ф.П.: Как золото, да.
Л.Л.: И платоновский «Автомобилист». А кроме того, были Корчной-Спасский значит в шахматах. Но футбол это вечная такая... Я бы даже сказал, что в Москве там или в Одессе, или в Киеве даже издевались над «Зенитом». То есть понятно, что приехал человек из Ленинграда, ну что мы будем про больное говорить-то.
А.А.: Наверно их так же называли блокадниками, как даже мы застали такое время.
Л.Л.: Нет-нет-нет, тогда считалось что…
Ф.П.: Такого слова не было.
Л.Л.: Нет, во-первых нельзя было называть блокадниками конечно, это такое уже кощунство постперестроечное, я бы сказал. Или 84-85-го года после чемпионата. А тогда нет, ну, ленинградцев вообще любили в принципе.
А.А.: Да, это я застал! Уже немножко по-другому!
Л.Л.: Меньше понтов, чем у москвичей. Бедные, но умные, честные, по-русски хорошо говорят, скромный город, значит. Там Александр Исаевич Солженицын, значит, пишет с фронта письмо что после войны надо ехать не в торгашескую Москву, а в русский честный Ленинград. В армии, как известно, ленинградцы чувствовали себя гораздо лучше чем москвичи. И поэтому про «Зенит» было лучше не говорить, потому что понятно, что это хорошие ребята, но вот у них такая боль есть.
Ф.П.: Ну не будем прыгать по их мозолям натруженным. «Зенит» сезон-57 начал ужасно, в начале мая вернулся в Петербург, тоже сыграл вничью и игра с «Торпедо» 14 мая 1957 года, она была вынесена посреди недели, это был рабочий день и это важное обстоятельство, потому что на трибунах были только мальчики, ну это не сексизм, женщины были дома с детьми, а ребята вот которых вы описали, трудовая элита, синие воротнички, они аккуратно со своими портфелями пришли на стадион накануне, в день рождения Юрия Андреевича Морозова, ему ставил задачу тренер, что вот там есть парнишка Стрельцов, ты сыграй с ним поплотнее. Юрий Андреевич великий тренер, но со Стрельцовым в тот день не справился.
И важно понимать, что на стадионе наливали. Вообще алкоголь отменен на советских стадионах именно после бунта 57-го года, это наш такой ленинградский вклад в союзную трезвость, не очень успешный. Но это уже другая история. И понятно, что эти 100 тысяч недовольных жизнью мужчин – здесь вот еще важное обстоятельство, они недовольны как футболом, так и жизнью, потому что 55-й год это постановление о том, что государственные облигации, госзаймы отменяются, но выплаты по предыдущим откладываются на 20 лет. И многие, посмотрев на часы, поняли, что они выплат-то может и не застанут, уже будут на Южном кладбище. И конечно же эта неприязнь к милиционеру как социокультурное явление.
Л.Л.: Не, ну с другой стороны конечно это и большая свобода. Хрущевская…
Ф.П.: Оттепель, да.
Л.Л.: Это начало массового жилищного строительства, 57-й то есть.
Ф.П.: Появилась хрущевка.
Л.Л.: Появилась Бухарестская улица и значит мои одноклассники уже разъезжались из переполненных классов на Петроградской стороне, там в 56-м году я поступил, у меня 43 человека было в классе, а когда заканчивал 8-й, уже человек 30, то есть все остальные уже уехали. То есть я бы так сказал, что это движуха вообще.
Ф.П.: В городе что-то происходит.
Л.Л.: В стране происходит да. То есть вот не знаю Юрий Гагарин, Хрущев бьет…
Ф.П.: Ботинком.
Л.Л.: Ботинком. Критикует Сталина, Евтушенко.
Ф.П.: Тело выносят из мавзолея.
Л.Л.: Это вот эта чугунная плита, она была снята, но это абсолютно не значит, что из-за этой чугунной плиты появится что-нибудь очаровательное, мы это видели в 90-е очень хорошо.
Ф.П.: Мягко скажем, да. 100 тысяч недовольных мужчин, «Зенит» летит 4:1, по-моему, «Торпедо», неудачно, вечер футбольный не вышел у этих ребят, которые еще и накатили на трибунах. Будний день, поэтому без женщин и детей. То есть это прямо вот такой действительно мужской…
А.А.: Мужская баня? 100 тысяч-то а?
Ф.П.: 100-тысячная, причем я сторонник бани в которой не выпивают, а это баня, в которой уже многие под парами. И это событие финальное, финала матча, когда, по-моему, рабочий, фабрики Красная Заря Каюков спустился к вратарю «Зенита» Фарыкину, снял пиджак и дал ему, ну подержи, я доиграю, хуже не будет. Стадион это естественно воспринял как комедийный эпизод и заржал. И так как, я понимаю, как раз беда-то началась из-за человеческого фактора, из-за неправильного поведения милиционеров.
Л.Л.: Да, менты начали, его скрутили, что вообще правильно, но когда его повели, потому что он бодался, они его ударили головой о барьер со всей силы, пошла кровь. И он начал орать. И тогда значит люди выпрыгнули на поле, так я понимаю.
Ф.П.: Да, и начался русский бунт, осмысленный и наполненный филантропическими началами. Потому что уже в целом было неважно кого и за что. Собственно, в материалах дела звучали якобы цитаты с трибун «Даешь вторую Венгрию!» и нужно понимать, что народные протесты к 57-му году – это массовое явление в Советском Союзе. Потому что Хрущеву ложились докладные раз в месяц на стол о том, что там на вещевом рынке в Даугавпилсе…
Л.Л.: Новочеркасск в конце концов.
Ф.П.: Новочеркасск, совершенно верно.
Л.Л.: Это Ковров, Выборг, было много.
Ф.П.: Тбилиси.
Л.Л.: Значит нет штурма милиции и все так сказать дела, которые мы сейчас наблюдаем действительно в Соединенных Штатах Америки, они были более-менее нормальными, причем это были бунты не интеллигентские, не какие-то одиночные пикеты, понимаешь, а натуральное насилие, страна была пропитана насилием. Не забудь, что в 53-м году проходили, в 54-м восстания в лагерях. Да, то есть это всё, всё было. Меня водил на футбол – я тоже про это рассказывал – два профессора, Владимир Иванович Малышев и Борис Николаевич Путилин, ну коллеги папаши. Папаша футбол не любил и отпускал меня. И Владимир Иванович мне рассказывал, что они были с Путиловым во время бунта, и значит Владимир Иванович был коммунист, вступил на Невском пятачке, ну такой несильно идейный коммунист. И значит там стали говорить, передавать по приемникам, коммунисты-комсомольцы, поддержите милицию так сказать, и он думает…
А.А.: Это уже в течение, когда заварушка вся началась да?
Л.Л.: И значит думает, ну его нафиг. И мы с Борисом Николаевичем видим, маленький милиционер какой-то, сейчас его убьют. Мы на него пыльник накинули, кепку надели чтобы скрыть, и вот в этом так сказать, в этой борьбе за ненасилие там было. Но там, насколько я понимаю, было страшно, потому что…
А.А.: Милиции было много? Вот сколько было милиции на эту 100-тысячную толпу?
Ф.П.: Одна из главных проблем бунта на Кирова была, что не было нормативов по количеству милиционеров на общественных мероприятиях. Собственно, считается что милиция общественной безопасности появилась как раз после событий в 57-м году, когда появились статистические нормативы, что вот условно говоря у нас майская демонстрация, Первомай, 10 тысяч человек, на нее будет тысяча милиционеров. На Кирова милиционеров откровенно не хватало.
Л.Л.: Да, я не помню такого количества милиции.
Ф.П.: Вот, на Кирова после бунта 57-го года запретили продажу алкоголя и установили решетки.
Л.Л.: Не, ну толпа значит бросилась на поле, там был такой длинный туннель, и они стали выбивать ворота в туннель, где собственно пряталась команда. Так что команда пережила довольно неприятные моменты, потому что там было как бы антимилицейское волнение, ну и антифутболистское, вот вы так играете, мы сейчас вас накажем.
А.А.: То есть когда к нам приходили на базу, когда…
Ф.П.: В 2003-м…
А.А.: В 2000-х, то это было всё цивильненько.
Ф.П.: Это было по лайту да, потому что здесь шведскими стенками выломанными, которые использовались в качестве тарана, выбивали двери и требовали естественно вратаря Фарыкина и главного тренера Алова. И при этом мы говорили про то, что якобы звучала с трибун сентенция «Даешь вторую Венгрию!», точно так же с трибун раздавались призывы «Бей футболистов и милиционеров», и это единственный раз я думаю в истории человечества, когда футболисты и милиционеры оказались в одном предложении.
Л.Л.: Ну вот потом, все-таки, не знаю кто, может на уровне Смольного а может быть коменданта города, были подняты училища военные, ну и уже началось месилово в другую сторону. Моряки, тогда такое драчливое время, моряки все были с…
А.А.: Кастетами?
Л.Л.: Не с кастетами.
Ф.П.: Бляхами?
Л.Л.: В бляху заливался свинец и поэтому там поколотило довольно много народу и была паника, и якобы кто-то бросался в воду чтобы переплыть на другой берег.
Ф.П.: Лахта.
Л.Л.: В Лахту да.
Ф.П.: Трех человек я знаю.
Л.Л.: И значит… Ну был большой шум. Хотя в газетах про это ничего не было, а было только уже через сколько, через пару месяцев?
Ф.П.: Через месяц, в конце июня были результаты суда по этому поводу.
Л.Л.: Да, и это, так сказать, такой суд, показательный, чтобы было понятно. Ну надо сказать, что довольно – как говорит наш президент – двушечку, да, они получили. Сколько им дали?
Ф.П.: Ну по-моему кто-то до восьми.
Л.Л.: Ну, в общем, они просидели лет по пять наверно, главный вот этот…
Ф.П.: Каюков.
Л.Л.: Каюков, да.
Ф.П.: Его нашли наши коллеги в середине 90-х.
Л.Л.: Ну, политику не шили, то есть никакой Венгрии в обвинительном заключении не было.
Ф.П.: Нет, там было исключительно нападение на милиционеров.
Л.Л.: Да, сняли эту, даже если там была политическая составляющая, сняли ее, чтобы не раздувать.
Ф.П.: При этом, есть воспоминания, действительно есть ряд людей, 14-е мая, ледоход только что прошел, то есть вода должна быть холодная, но действительно кто-то там, по словам Юрия Лукосяка, переплывал Невку для того, чтобы выйти в Лахту, для того чтобы не возвращаться через Приморский парк, потому что там принимали. Принимали и увозили в тюрьму, которая на Дворцовой площади вот в этой правой части Генштаба, где до сих пор военные.
Л.Л.: Тогда просто менты там были, не в Большом доме. Большой дом весь был под КГБ. А левая часть, где значит сейчас Эрмитаж и висит Матисс, она была уголовный розыск.
Ф.П.: Со времен Урицкого да соответственно?
Л.Л.: Да, Главное управление милиции.
Ф.П.: Знай и люби с подкастами «Зенита», да. Есть, опять же, трогательное воспоминание от Давида Семеновича Голощекина, который молодым подростком, не сказав дома, пошел на этот матч и он, как раз, в тени небольших елок на Южной дороге, пробирался чтобы не попасть в детскую комнату милиции, потому что мама бы накрутила уши за такое приключение. И вот на него, надо сказать, этот поход произвел сильное впечатление потому что он после этого несколько лет не ходил, ему было неприятно.
В любом случае видите – попробую сконцентрироваться на положительном – во-первых, появились решетки на стадионах. Во-вторых, запретили продавать алкоголь. В-третьих, задумались о создании милиции общественной безопасности, то есть по большому счету ленинградцы вот в этом яростном порыве помогли сделать страну лучше.
Л.Л.: Ну они помогли сделать страну лучше и, кроме того, они показали власти просто, она этого не услышала еще 10 лет, что для них футбол имеет чрезвычайно важное значение. Что «Зенит» это не просто так, а это часть нашей местной идентичности, на которую надо обращать внимание.
Ф.П.: И здесь важно еще, что 58-й год это 4-е место, это лучший результат в истории «Зенита» на тот момент, и как раз к разговору про взаимодействие с городской властью, база «Зенита» начала строиться, как результат, как благодарность за высокие спортивные результаты 58-го года потому что после сноса стадиона КСИ на территории Ленинградского металлического завода «Зенит» натурально был бездомной командой, тренировались на разных стадионах, собирались в 12:00 у гостиницы «Европа» на Михайловской улице и после этого ехали туда, где свободно, туда, где начальник команды договорился. Возможно, там не будет душа, но это уже другой вариант.
Ну что же, мы, наверное, в этом приключении поставим точку, спасибо большое ребята.
